как услышал со стороны Каратумсыка чей-то долгий протяжный голос. Я замер на месте, прислушался. Во второй раз голос прозвучал так же долго и протяжно. Он напомнил мне забытую мелодию. Что за песня? Я поднялся на сопку, голос послышался яснее. Точно, песня! «Гаухар тас»? Так это Салтанат?.. Она!.. Не дьяволу же петь в степи!.. Не знаю, что сорвало меня с места, но я побежал в сторону Каратумсыка. Прохладный утренний ветер с Аршабая приятно обвевал лицо, рубашка наполнилась воздухом. Звонко похрустывал высохший курай. Ветер, шумевший в ушах, глушил песню. Запыхавшись, я остановился передохнуть. Голос послышался яснее. Я побежал снова. Наконец я достиг вершины Каратумсыка, присел на большой черный камень и глянул вниз. Вот она, Салтанат, среди полыхающих цветов долины, не увядающих до самой глубокой осени, сама как большой полевой цветок, качается на ветру и поет. Как она пела! Моя чуткая, моя добрая женеше! Казалось, что и камни, разбросанные кругом, и степь, простершаяся на километры, жадно внимают ее голосу.   Когда я на лицо твое смотрю,  Ночь глаз твоих и губ твоих зарю,  Как диво, я душой воспринимаю  И за тебя благодарю.   В твои глаза взглянул я как-то раз  И отвести уже не в силах глаз,  Арки моей прекрасный олененок,  Мечта моя, небес ночных алмаз!..   Салтанат пела, не отрывая глаз от чистого неба, от крошечного жаворонка, трепетавшего в вышине. Пела, раскинув в стороны руки, точно хотела захватить в свои объятия все: и небо, и солнце, и степь. Я сидел не шевелясь, слушал. Голос Салтанат проникал в самую душу. Я чувствовал, как подчиняются песне моя воля, мой разум, весь я. Мелодия брала меня в плен. Салтанат умолкла. Я перевел дыхание, тихо поднялся. Взобравшись на черный камень, я закричал: — Салтана-а-ат! Она вздрогнула, как мараленок, глянула назад и, закрыв лицо руками, присела среди цветов. Потом вскочила на ноги и исчезла в высокой траве. Я потерял было ее из виду, но она скоро появилась. Глянув в мою сторону, погрозила мне кулачком. Я сошел с холма и остановился возле нее. Лицо Салтанат горело. Чистые глаза излучали любовь, радость, песню. Щеки полыхали румянцем. — Т-ты… слышал? — спросила она. — Слышал… — Бессовестный, понял? И как ты… Ой, Каиркен, родной, пожалуйста, никому не говори, ладно?

Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45