когда наконец с улицы послышался конский топот, метнулась к двери, как была, простоволосая и босая, и крикнула: — Вот он, вот он, приехал! Считай, вся жизнь прошла, а Тунгыш и поныне помнит, как трогательно сияло ее лицо, как обнажилась в улыбке белая брешь зубов, обрамленная влажными яркими губами, как искрились глаза. И разве нужны были какие-нибудь объяснения, чтобы понять — она счастлива? Да, они были счастливы. Счастливы тем, что здоровы, тем, что вместе, тем, что в доме мир и тишина. Бай доволен и горд своим богатством, хан — своей властью, барымтач — удачей, но и у самого бедного бедняка всегда есть в памяти такое, что всегда согревает душу. И пусть жизнь Молчуна промелькнула, как короткий январский день, он знал, что даже ради того воспоминания о счастливом лице матери стоило жить. В долгом пути Молчуна было больше дней хмурых, безрадостных. А иногда и вовсе темные тучи закрывали свет. Но и тогда воспоминания о матери согревали его, хоть слабеньким, но все-таки лучиком озаряя его неяркое существование. Так светит в ночи одинокая звезда, и свет этот в полном мраке — уже что-то! Злые февральские бураны принесли с собой столько снегу, что выгонять отары на пастбища даже и думать было нечего. Весь скот, кроме коней, кормили сеном из старых запасов. Конским же табунам было нелегко. Пробивая снежный наст, чтобы добраться до прошлогодней, уже испревшей травы, лошади выбивались из сил. Потных, их быстро схватывало морозом — начался надеж. Укитай нещадно материл табунщиков, будто это они были повинны в обрушившейся на землю непогоде. Вчера от мороза погибло одиннадцать, а еще двадцать пять коней пропали неизвестно когда и где. Потом уже не могли вспомнить, у кого первого родилось предположение, что коней угнали барымтачи Шерали. Но главное было не в том, что слух возник, важно, что ему сразу поверили. Кровь отлила от обычно слегка красноватого, обдутого зимними ветрами лица Укитая. И на этом теперь белом лице особенно выделялись черные, покривленные вспыхнувшим гневом губы. — Сукины сыны! Вы что, не коней стережете, а луну? — орал Укитай, мечась от табунщика к табунщику.— Чтобы завтра же косяк был здесь! Слышите, здесь! Не найдете — закопаю живьем! Омекей — самый близкий друг Укитая, один из тех джигитов, что были в роковой день у колодца вместе с погибшим сыном Доскея, пытался урезонить, унять молодого бая, внушал

Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53