деревянную колоду, на которой обычно рубили дрова. Лицо его было по-прежнему усталым, но теперь сквозь эту усталость проступала невысказанная тоска. Горькая дума прорезала жесткую поперечную складку между его бровей. Видимо чувствуя неладное, Укитай соскочил с коня и подошел к отцу: — Что-нибудь еще случилось, отец?  Но старик не ответил. — Омекей, — позвал он,— твой отец дома? — Был дома, а что? Несколько минут, долгих и томительных, старик, будто забыв о джигите, стоявшем перед ним, лениво поигрывал камчой. Потом резко хлестнул ею воздух, точно навсегда отрубал что-то. — Пусть соберет весь скот. Кончится буран и уляжется наст — будем откочевывать на Кабантау. — На Кабантау? Но там же… — Да, знаю, там плохие земли. Но Шерали стало тесно с нами: волостной решил — уйти должны мы… На мгновенье показалось, Укитая хватит удар: лицо его налилось черной кровью, невесть откуда взявшийся нервный тик подергивал щеку, и от этого злобно ощеривался рот. — Унижение.— И неожиданно голос его поднялся до рыдающего крика.— Какое унижение! Неужели и это мы вынесем? Краска стремительно сбегала с его лица, и только губы, которыми он жадно хватал воздух, были черно-синими и дрожали. — Вынесем,— по-прежнему тихо и покорно сказал Доскей.— Все вынесем… И Укитай, видимо окончательно сломленный этим тихим голосом, резко отвернулся, ткнулся лицом в гриву своего коня и, не стыдясь окружающих, заплакал. *    *    * …День этот Тунгыш запомнил навсегда. Он и теперь мог восстановить его во всех подробностях. Услыхав, что Доскей переезжает на новое место, в аул приплелась мать. Ей все было нипочем: ни снег, ни на редкость свирепые морозы, которые продолжали давить землю,— бедная, она стремилась лишь увидеть своего первенца. С переселением можно было подождать до весны, но Доскея охватило такое отчаяние, с которым он уже не мог совладать. Он приказал откочевывать, как только ненадолго улегся буран. Доскей с большей половиной аула снялся с места и двинулся к Кабантау. С оставшимися должен был приехать Укитай. Все последние дни Укитай ходил мрачный, опустошенный гневом и болью. С радостным сердцем не покидают мест, где ты впервые увидел свет, где прошло беззаботное детство, где ты, казалось, навсегда свыкся с горьковатым запахом степных трав и вкусом воды в редких бочажках родников. Вряд ли есть большее горе, чем то, когда человека сгоняют с

Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53