более сиротливым. Жалость, звенящая и пронзительная, болью давила сердца. Даже кони беспокойно всхрапывали — узнавали родной запах конюшен. С коней слезали молча, точно боялись нарушить царившую вокруг тишину. Старый Салык, войдя в дом Доскея, где решили остановиться, растроганно захлюпал носом и запричитал. Из его невнятных речей почти ничего нельзя было разобрать. Да никто и не прислушивался — у самих кошки на душе скребли. Кто-то молча пошел за топливом, кто-то так же молча разгребал золу в холодном очаге, когда Салык, ощупывая стены, будто это была мечеть в Мекке, добрался до другой комнаты. На секунду бормотание старика оборвалось, а в следующий миг он издал такой леденящий душу вопль, что у кого-то из джигитов выпала из рук плеть, а кто-то нечаянно ойкнул. Омекей, оттолкнув старика, ворвался в комнату и сам застыл в ужасе. Прямо перед ним на голом черном земляном полу в одной нижней рубахе лежала мертвая женщина. Один за другим в комнату втискивались люди и застывали на месте, остановленные видом смерти. Омекей первым пришел в себя. Подошел и, наклонившись, заглянул в лицо покойницы. Он узнал ее сразу, теперь хотел лишь удостовериться, что не ошибся. Да, это была она — мать заложника. Бедная бесприютная душа! — подумал Омекей. Поняла, видно, что в буран ей не добраться до дому, и осталась здесь… Но почему она голая? — Эй, кто-нибудь, принесите полость. Надо ее прикрыть! И в то же мгновение воспоминание, точно молния, пронзило его насквозь: у нее ведь ребенок был! — У нее был ребенок,— сказал он вслух. До этой секунды все взгляды устремлены были на покойницу, а потому никто и не заметил в темном углу какого-то предмета. Салык углядел раньше других и, подойдя, поднял с полу небольшой сверток. Держа его в одной руке, другой он уже разворачивал тряпки. На пол упал чапан, потом женское платье… «Вот куда девалась ее одежда!» — с горечью догадался Омекей. Ребенка хотела спасти. А старик между тем развернул головной платок, пеленки и склонился к свертку ухом. — Дышит,— закричал он.— Дышит! Он протянул сверток Омекею. Посиневший от холода, прозрачное личико обтянуто морщинистой кожицей — ребенок и правда еще дышал. Омекей начал опять закутывать его, и в это мгновение слабо дрогнули веки, и мутные болезненные глаза младенца посмотрели в лицо джигиту. В них была усталость и безразличие, совсем как у взрослого. Мальчонка не заплакал, даже
Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53