ветер тому виной, только из дыры, заменяющей оконце, вывалилась закрывавшая его подушка, и в лачуге было холодно. Он заткнул дыру — стало темно, как в могиле. Вздуть бы огня, думалось ему. Но за огнем надо тащиться к соседям. И только от одной этой мысли его одолела такая слабость, что он невольно застонал. Нелепо шаря впотьмах руками, он нащупал на топчане одеяла, сложил их одно на другое и лег, плотно укрывшись кошмой. Эх, была бы горячая зола, устало тосковал он. Эта проклятая боль непременно оставила бы меня, если приложить золы к телу. Обычно он насыпал золу в тряпицу и прикладывал к больному месту. Еще покойный отец так делал. И помогало. Утром всегда бывал здоров, будто хворь лишь померещилась накануне. Но сегодня Молчун не то чтобы знал, а как бы чувствовал, что ничего ему уже не поможет, силы оставляли тело, а вместе с ними уходила и жизнь. Спустя какое-то время он вроде бы пригрелся. Странно устроен человек — сразу же появилась надежда: может быть — ничего, может, он еще поживет, вот пропотеет хорошенько и к утру выздоровеет. Самое великое лекарство — теплая постель и спокойный сон. Так говорил отец. Да, нужно покрепче заснуть — в этом спасенье. Но сколько он ни старался, сон не шел. Сквозь звон и боль в голову лезли обрывки каких-то воспоминаний, возвращались мысли о незаконченной могиле, а то начинали мучить полубредовые видения: очаг посреди лачужки, а в очаге — горящий саксаул. От него идут волны тепла. Потом померещилась чашка жирного бульона, от которой валил пар и тянуло вкусным запахом мяса. Замелькали еще какие-то неясные тени, всплыли образы отца и матери, и он пожалел их: бедные, бедные, несчастные создания… Вчера они приснились ему. Их духи хотят жертвы, заключил он. Надо купить овцу, заказать молитву для них. И опять вспомнил, что сегодня не смог закончить вторую могилу, за которую и была обещана такая нужная овца. Ему стало совсем горько. Теплая капля скатилась по виску и затекла в ухо. Он хотел вытереть ее, но побоялся, что от движения кошма откроется и внутрь проникнет холод. Нет, лучше не буду плакать, подумал он. Не следует плакать ни о живых, ни об усопших. Их душам от этого будет нехорошо… …Он был ребенком, но детства у него не было. Его отца Комшу даже при желании невозможно было назвать счастливым. Ни хозяйства, которое могло бы прокормить, ни друзей-покровителей. Отец работал на других, принося в дом крохи. Даже деньги
Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53