ПОЛЫНЬ

же, как отец, возможно, и не кровоточило бы его сердце,— думал Токсанбай.— Но детей должны защищать молодые, а не такие дряхлые старцы». И опять возникали сомнения: может быть, ты врешь себе, старик, может, что-то делаешь не так, а потому и стал сторониться тебя внук? Может, ты сам, собственными руками отталкиваешь его от себя, а потом ищешь оправданий? Но в чем, в чем моя вина перед ним, в том, что я не могу дать по шее этому бесноватому Омашу? Теперь Токсанбай не перечил Омашу. Да и что он мог сказать, если сам весь испакостился. И руки, и душа в грязи, которую ничем уже не смоешь. Но сильнее этого тяжкого ощущения греха все-таки был страх, он жил, казалось, в каждой клеточке тела Токсанбая. Нет, не за себя боялся старик, он свое прожил и хоть сейчас готов был и на костер, и в сам ад. Но Ергеш! И тут у Токсанбая опускались руки, а горло давило таким ужасом, что ему думалось, он и вздохнуть не сможет. Вряд ли бросал на ветер слова Омаш. От этого сумасшедшего действительно ждать можно было всего. Ну — сбегут они. А вдруг он и впрямь отыщет? «Из-под земли достану и сверну шею как цыпленку!» Этих слов никогда не забывал старик. Нет, нет и нет — он не имел права рисковать жизнью мальчонки, ведь Ергеш единственный на земле, кто не даст погибнуть их корню. Вот почему он даже помышлять перестал о побеге, вот почему под разными предлогами ни на шаг не отпускал от себя внука, боясь, что тот невзначай разозлит Омаша и тогда… Что станется тогда — старик даже подумать страшился. Оказывается, человек привыкает ко всему. Даже к тому, чего боялся или просто презирал совсем недавно.  Вот так и старик стал сообщником Омаша и уже не клял ни его, ни себя, как было в первые дни. Не один воз дермене похитили они в степи, почти каждую ночь взмыленные ишаки возвращались в аул, что был поблизости. Возможно, хозяева догадывались, что кто-то умыкает на ночь животных, да ведь откуда знать кто? Никому, видно, и в голову не приходило, что это дело жнецов из степи. Но если даже и догадывался кто — какой казах станет из-за такой малости шум поднимать. В конечном счете все ведь на своих местах. Омаш, наверное, сообразил, что старик смирился. И куда девалась постоянная бесноватость, он, казалось, даже подобрел, во всяком случае уже не грозил, а временами и

Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41