ПОЛЫНЬ

— не встанет с постели,— на чье благодеяние надеяться? Мысли эти не покидали Токсанбая и тогда, когда они расположились в небольшом легоньком шалашике, покинутом обитателями и уже слегка осевшем и покривившемся от ветра и дождя. За эти два-три часа, с того момента, когда они покинули неуживчивых джигитов, старик мысленно прошел весь свой жизненный путь, начиная с самого раннего детства и кончая сегодняшним днем. Много горя, страданий и нужды было на этом пути. Но прошлое, словно затухающая искра, уже не жжет, воспоминания редко бередят душу, больно от последних утрат и последних обид. Может быть, это старость, а потому он и стал обидчивым, как ребенок, а может, после смерти сына, почувствовав себя осиротелым и беспомощным, он стал мнительным и боязливым? Кто знает! Только воспоминание о парнях, так бесцеремонно прогнавших их, вновь полоснуло по сердцу, отозвалось резкой болью. Крепкие, здоровые мужики, таким только железо голыми руками гнуть, а ведут себя… А говорят что? Мой светик Молдасан готов был последнюю рубаху снять для ближнего, последний кусок отдать голодному… Неужели у этих не появилось и искорки такого чувства? Глянешь, вымахали с верблюдов, а сочувствия в душе — хоть бы по капле набралось. Что же делать-то теперь? Может, плюнуть на все и попробовать в одиночку — аллах один, и я один! Но сколько ты наработаешь, старик? Или согласиться на их условия и вернуться? Ты же должен думать не только о себе, но и о внуке. И так-то Ергеш глубоко чувствует свое сиротство, а тут еще, если ты начнешь ему внушать, что его кругом готовы обидеть, совсем сломается парнишка… Нет, сердце ведь не остывший чай, раз охладеет — не разогреешь. Даже и вернутся они — добром все это не кончится: придет минута — выплеснется горечь и обида, а там и новая ссора, новая беда. Ладно, будь что будет, попробую в одиночку. Чем дома слышать упреки старухи, лучше, как говорится, попытать счастья, пока день базарный. Авось не оставит создатель своей милостью! Токсанбай вскинулся так, будто промедли он секунду — лишится всех земных радостей. Привыкший уже за несколько дней к большому просторному шалашу, он едва не разворотил новое обиталище. Стукнулся головой о центральную жердину, приподнял над землей весь остов. Шалаш заскрипел, по скатам зашуршала опадающая со стенок трава. Внук, спавший рядом, испуганно подскочил, ошеломленно уставился на деда: — Дедушка!.. Что случилось, дедушка? — Астыпаралла! Как же я не подумал? Испугался, жеребеночек мой? Иди ко мне.

Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41