что, но вскоре она оправлялась от слабости и вставала на ноги. И продолжалось привычное однообразное существование. О чем думает сейчас эта старушка, что с таким трудом месит тесто, пытается ли осмыслить жалкое свое существование, что она оплакивает в душе,— не поймешь, глядя на темное, иссеченное морщинами личико. И заглянув в тусклые глаза — не поймешь. Она клонилась туда, куда гнула ее судьба, покорно следовала тому, что выпало на ее долю, что суждено было испытать. Привыкла, сгибаясь под непомерной тяжестью, сносить любые лишения и беды… А что дальше? Умри она — всего десяток людей соберется у ее смертного ложа. Отнесут на кладбище, и еще один маленький бугорок затеряется среди тысяч других, а этот десяток людей вернется к очагу покойной, вкусит из ее казана поминальную трапезу и… забудет об усопшей сразу же после прочитанной о ней молитвы. Поверит ли кто-нибудь, что это жалкое незаметное существо, покорное и забитое, было некогда гордой и красивой девушкой, нежно лелеемой дочерью властного и богатого человека? * * * Когда в доме дочь-невеста, ушам нет покою, от сватов — отбою. Едва Кыжымкуль исполнилось шестнадцать, в их дом, как мусульмане на поклонение в Мекку, потянулись сваты и женихи, до смерти докучая ее отцу. Да и кто же не залюбовался бы такой красавицей и умницей, кому не хотелось породниться с богатым и знатным баем? Сменяя один другого, приезжали свататься сыновья всех именитых баев, живших между Ташкентом и Туркестаном, приезжали каждый в сопровождении своей свиты — с друзьями, советчиками, разодетые и расфранченные. Все ехали, уверенные в успешном сватовстве, но все слышали краткий и решительный отказ отца девушки и уезжали разъяренные. Столетиями знали казахи заповедь: «Девушка в пятнадцать — хозяйка семейного очага», и они привыкли к этому, гордые и обидчивые степняки. При словах: «Дочь еще молода, не выдам ее замуж раньше восемнадцати лет» — каждый сват, каждый предполагаемый жених, надевая на ходу волчью шубу, сердито шагал прочь, угрюмый и насупленный. Правда, некоторые пытались скандалить, предсказывали с угрозой, что лучшего жениха уже не найдется, исступленно колотили себя в грудь кулаками, а после, усевшись верхом, со свистом втягивали носом порядочную порцию табаку и скакали неведомо куда, бешено огрев коня плетью. Четыре снохи бая поняли, что вражда с лучшими людьми степи не приведет к добру, и потому днем и ночью неотступно находились при Кыжымкуль, бдительно стерегли каждый ее шаг. Девушка, привыкшая к привольному житью, с
Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82