НА ОТШИБЕ

трепетно прислушивались к мужской суровой беседе. Наконец Даулетбай поднял голову, и все увидели его искаженное болью и яростью мрачное лицо. — Так тому и быть! — произнес он, как отрубил. Он уже произносил один раз эту фразу, но кто-то возразил ему, кто-то шумно вздохнул, и прислушивавшиеся женщины бормотали с облегчением: «О аллах, упаси от беды», но вторично слова Даулетбая прозвучали решительно и твердо среди глубокого молчания. Слабую нить надежды рассекло, будто саблей, и женские всхлипывания заполнили комнату. Даулетбай не подал вида, что слышит эти всхлипывания, думал, сами утихомирятся, но женщины не унимались, принялись плакать в голос. — Хватит! — грозно выдохнул Даулетбай, сразу оборвав на высокой ноте женские вопли.— Не сумели уследить за одной девчонкой, дали ей волю. А она в благодарность всех нас живыми в эемлю закопала, скрывает, с кем сбежала. И та ушла в мир иной… Будто не довольно нам позора и горя, вы еще тут развылись. Нечего голосить, людей беспокоить. Ведите сюда эту потаскуху!.. В юрте наступила мертвая тишина. С тех пор как разнесся слух: «Она сбежала!» — очень немногие видели Кыжымкуль, да и то лишь во время ее возвращения. Потом она оказалась взаперти, как преступница, которая упорно не признается в своем преступлении. И вот теперь все, кроме самых близких родных, забыв о милосердии, жадно смотрели на дверь. Девушку в одном легком платье, со связанными сзади руками ввели два рослых джигита и поставили перед собравшимися. Лицо ее опухло от слез. При виде дочери мать с воплем: «Бедный верблюжонок мой!» — бросилась было к ней, но муж свирепо глянул на нее, гаркнул: «Сиди на месте!» — и сразу обессилевшая женщина осела на пол. «О аллах, аллах, бедная головушка…» — это, не сдерживаясь, причитала и плакала вторая, младшая жена бая, взятая им недавно за красоту. Плакала от женской слабости, от жалости к своей ровеснице, чье горе и беспомощность перед грубым насилием она, возможно, ощущала острее других. Никто не обратил внимания на горестный вопль матери, никто не замечал, как терзается и кровоточит ее сердце, а если бы кто и заметил, то ничем не выдал бы себя. Все, затаив дыхание, ожидали первых слов Даулетбая. Он не заставил долго ждать, шевельнул кустистыми бровями, взглянул мельком на дочь и спросил: — Ты и сейчас не хочешь признаться, кто это был?  Девушка молчала. — Потаскуха, кто же он таков, если ты так упорно это

Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82