кипятком. Зная, что есть старик не будет, она все же для видимости положила перед ним два кусочка хлеба, мелко раздробленные кусочки сахару. Услышав возглас «готово!», Киеван резко вздернул опущенную голову и первым делом посмотрел на стол. Он сразу отыскал взглядом самое дорогое для него из всех вещей в доме — деревянную чашу с погруженным в нагретую воду темным мешочком. Впавшие глаза ожили, засверкали; Киеван уселся поудобнее, скрестив по обычаю колени, острые, сухие, как узловатые ветви саксаула, положил иа колени подушки, уперся в них локтями. — Наливай! — голос прозвучал глухо, но с явным облегчением: наконец-то наступила вожделенная минута, стоившая стольких мучительных усилий! Старуха наполнила до половины темно-красным чаем маленькую, с детский кулак, пиалу и протянула старику. Он выпил чай жадными большими глотками, обжигая рот и нёбо, и жестом игрока в бабки швырнул пиалу по дастархану в направлении Кыжымкуль, хотя та сидела совсем близко, только протяни руку. Пиала закружилась юлой, докатилась до Кыжымкуль и ударила ее по колену, касавшемуся края низкого стола. Киеван выпил три или четыре пиалы чая, оживился, бросил взгляд на старуху и слегка прижмурил глаза, качнув подбородком. Это означало: «Хватит». Он засучил рукава, откинулся вправо, тщательно вымыл руки водой из медного чайника, который поспешила поднести Кыжымкуль, и лишь после этого принялся разводить в чаше зелье. Разводил не спеша. В самой этой медлительности угадывалось затаенное безудержное влечение, жажда, наслаждение от одного только сознания, что вожделенный напиток вот он, в руках, и уже никто его не отнимет. Все существо старика проникнуто было теперь жаждой наркотического питья, ради этой минуты, не отдыхая, нигде не задерживаясь, спешил он от аула к аулу, от дома к дому, голодный и продрогший. Голодный — он не ощущал голода, продрогший — не замечал ни стужи, ни ветра. А людские лица расплывались перед его глазами, уходили куда-то в туман, едва он слышал слова отказа. Он видел перед собой лишь одну цель: эту желанную минуту, которую сейчас хотелось продлить, растянуть и тоже испить до конца… Его узловатые костлявые пальцы с силой разминали мешочек опиумной травы, он с наслаждением прислушивался к жирному чавканью густого питья, вдыхал запах и, не спуская глаз с коричневой жижи, глотал слюни, жаждал, нестерпимо жаждал ее. Спустя примерно четверть часа плотный мешочек съежился, опал, а в глубокой чаще недвижно мерцал горький коричневый напиток кокнар. — Неси,— глухо выдохнул Киеван. Старуха проворно сунула ему в руку другую деревянную чашу, которую
Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82