и людям, похоже, с тревогой вглядывалось в исхудавшее почерневшее лицо Кыжымкуль, вглядывалось, не узнавая прежней красавицы, добрыми лучами ласкало и согревало ее щеки, угловатые плечи под истрепанным платьишком… Вместе с Кыжымкуль доползла до аула и весть о том, что дочь знатного бая забеременела в отцовском доме, сбежала к покинувшему ее любовнику и в степи ее съели волки. До лета не прекращались разговоры об этом, забегали соседки и к Кымке поделиться новостью, но никому в голову не приходило связать появление в ауле жалкой полунищей девушки с побегом гордой красавицы, отвергавшей лучших женихов. Кыжымкуль слушала эти разговоры, глотая слезы. В печали и страданиях родила она летом первенца. Так черная беда, обрушившаяся на нее, вновь напомнила о себе требовательным детским криком. Так нежданно и ненужно расщедрился скупой на милости аллах, у которого порой не вымолить такой милости никакими жертвами. Вымаливали иные в слезах горючих, выжигавших глаза, вымаливали, в кровь разбивая ноги о камни, по дороге к святым местам, на которых, как испокон века считали, почило благословение всевышнего. Молили и не могли вымолить, а тут ненужная милость обрушилась на слабые плечи новой бедой, и не видно этой беде ни конца ни краю. Мысли эти мучили Кыжымкуль, заставляли ее отворачиваться от кричавшего младенца. Но не так встретила появление малыша Кымка. Красивого, с соболиными бровями и выпуклым лбом мальчика она назвала Алданом. «Да минуют его беды,— торжественно сказала женщина,— да будет жизнь его долгой и счастливой, а звонким своим голосом пусть докричится он до самого аллаха, чтобы забыла и ты все обиды…» * * * Совсем лишился сна Даулетбай, ни днем, ни ночью не покидала его мысль об изгнанной дочери. Первое время, пока не улеглась душившая его ярость, не давали покоя стенания первой жены, матери Кыжымкуль, но вот уже два месяца, как она умерла, и вроде бы воцарилось спокойствие. Даулетбай, как было принято у казахов, отнесся к смерти жены с полным равнодушием. Не зря же говорилось в степи: «Жена умерла — что рукоятка плети переломилась», и казахи, не успел еще зарасти чахлой травкой бугорок земли над могилой, спешили ввести в дом новую жену. Однако не стихали вокруг семьи Даулетбая сплетни и пересуды, все громче звучали голоса, осуждавшие непомерную жестокость. И некуда было укрыться, невозможно было ни слышать, ни призадуматься. «Зло от одной девушки сорок ослов с трудом перевезут» — эта поговорка не однажды припомнилась Даулетбаю. Двух покойников
Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82