в путь. На прощанье он отозвал племянника в сторонку: — Ну, Молдарасул, покажи нашей невестке очаг отчего дома. На следующее лето переезжай к нам, мне жить осталось недолго, хочу перед смертью всех самых близких собрать под одной крышей, тогда и помру спокойно. А еще скажу… может, ты думаешь, я не заметил, не-ет, я-то стар уже, знаю жизнь и людей. Скажу я тебе, племянник, брось ты это зелье. И с собой не вози, и дома не держи. Не дело это для молодого человека. Сам не заметишь, как вытянет оно из тебя все соки, всю силу, а ведь жизнь впереди долгая, проживи ее достойно. Ну, счастливой вам дороги! Молдарасул и Кыжымкуль сели вдвоем на одного коня. Отдаленные горы были затянуты серым туманом, хмурые осенние тучи стояли совсем низко, готовые, казалось, опуститься на землю и придавить все живое. Впереди расстилалась степь, и не было ей ни конца ни края. ВДВОЕМ День пути оставался до аула, когда Молдарасула начали одолевать беспокойные мысли. Не осталось в его душе ни следа радостного подъема, какой испытал он несколько дней назад, получив согласие Кыжымкуль, благословение дяди. Его терзали самые разные опасения, и он ломал голову, ехать ли ему к себе в аул или миновать его, поискать удачи и счастья в ином месте. Завтра к вечеру, если ничего не случится, они уже будут в ауле, в доме его родителей. Но как предстанет он перед людьми, от которых бежал месяца полтора назад, как покажется своему волостному — ведь и тот, наверно, не знает, как и кем пополнить число новобранцев? Разве волостной будет слушать, что он, Молдарасул, вовсе не от солдатчины сбежал, а из-за горькой обиды? Разве поверит? Еще схватят сразу да закуют в кандалы, будто беглого преступника. И уж тогда поминай как звали! Бросив поводья, Молдарасул погрузился в угрюмую задумчивость. Может, поведать молодой жене все как есть, без утайки? Глядишь, и легче станет на душе, а то теперь душу будто мельничным жерновом придавили. Вдвоем они подумают, посоветуются — возможно, и повернут коня в другую сторону. Нет, нет, нельзя ни о чем говорить! Зачем причинять новую боль несчастной, на которую и без того свалилась тысяча печалей. Он знал лишь то, что знали все,— историю, придуманную Кымкой, но он видел погасшие, бесконечно грустные глаза Кыжымкуль, редко-редко вспыхивала в них искорка веселья… Если он и расскажет ей всю правду, чем она сумеет помочь? Какой даст совет?
Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82