не только благодарную радость. Глубоко в сердце зашевелилось тупое недоброе чувство, леденящее, будто хвост змеи. Он укорил самого себя: «Пустая твоя голова, привык ты, что ли, к жалкому своему одиночеству?» Но леденящее чувство не уходило. К тому же старуха его, окончательно придя в себя, худущая точно заячий скелет, жила в состоянии беспредельной радости, повторяла без устали: «Поеду к сестре… Свижусь с внуком…», и эта бьющая через край радость заставляла его с каждым днем мрачнеть все больше. Он давно забыл черты ребенка, которого видел когда-то в доме Кымки, но вместе с Кыжымкуль обрадовался вести о сыне того ребенка, выросшего вдали от них. Затосковал об этом юноше, внуке, мечтал его увидеть, жаждал… Что же такое произошло с ним? Оказывается, леденящее чувство зависти, возникшее когда-то, страшно давно, не ушло, не умерло — оно гнездилось в самой глубине утробы, как гнездится до поры до времени злая болезнь. Что ж, значит, сам он, Молдарасул, прозванный Киеваном, и не подозревал, что прожил с этим чувством целые годы, долгие годы? «Нет, так нельзя,— говорил он себе.— Это грех, нельзя жить нечистыми чувствами, когда уже чуешь запах сырой земли, что ждет тебя…» Каждое утро старуха собиралась в дорогу. Так прошло два месяца. Киеван ежедневно надоедал председателю сельсовета просьбами, чтобы ему выдали пенсию за полгода вперед, но получил ответ, что по закону такое сделать нельзя. Старик все же взял из колхозной кассы четыреста пятьдесят рублей в счет пенсии. Кассир выдал деньги трешками, и Киеван, усадив рядом старуху, до полуночи пересчитывал деньги. — О аллах, а вдруг бандиты нас ограбят? — сказала она, когда деньги были пересчитаны.— Ты никому не проболтайся, сколько мы взяли… И она со страхом посмотрела в кипу денег. — Угомонись,— окрысился старик.— Каким это бандитам ты понадобилась? Да любой бандит убежит от одного твоего вида. Согрей самовар! Старуха удивленно посмотрела на него: он давно уже не говорил с ней так грубо. И самовар в последнее время ставил сам. — Чего вылупилась? Грей чай. Три дня хожу за деньгами, даже некогда напиток приготовить. Кыжымкуль с трудом поднялась и тут же оперлась о стену. — Эй, что там еще? — прикрикнул старик. — О аллах… аллах…— забормотала старуха.— Голова закружилась. — Глотни кокнара — и все пройдет. Не вихлялась бы, поднялась спокойно — и голова б не кружилась. Старуха немного постояла неподвижно,
Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82