слезы выражали не только людское горе, но и восхищение, и нечаянную удачу, и благодарность судьбе за светлый миг. В тот поистине невероятный день Сейду плакал не только от сознания того, что выжил, вырвался из самого ада, вернулся к родным и, даст бог, многое еще увидит в жизни. Нет, то были еще и слезы печали. Учитель наш оплакивал тех, кто уже не вернется к этим детям, женщинам, старикам, старухам, ко всем, кто сегодня встречал его за аулом; он оплакивал павших в битвах, не погребенных, тех,  кому домой возврата нет, и овдовевших женщин, и осиротевших детей… На большом тое люди пели песни — все больше грустные, пронзающие сердца. Даже старуха Катша, голос которой все давно позабыли, пела, и все слушали ее онемев, потому что никто не знал этой песни, ни один человек. А песня оказалась прекрасной. Где, когда, от кого она ее услышала и как могла десятилетиями носить в своем израненном жизнью сердце? Как смогла сберечь в нем неувядшими горькие и сладостные слова, печальную и нежную мелодию? Как удержала она все это в своей дряхлой и омраченной бедами памяти?! На это не могла бы, наверное, ответить и сама старуха Катша. А мы, чье детство было опалено войной, тихонько сидели подле дверей, никем не замечаемые, никому, кажется, не интересные. Но невнимание ничуть не обижало нас,— нет. Так и должно было быть. Ведь мы были всего-навсего детьми и понимали свое место. Все глядели на Сейду. Его пустой рукав никого не удивлял и не пугал, будто так всегда и было. Только мы поначалу перешептывались: «Глянь, он без руки…» — «Вижу. И что особенного? Зато живой…» Да, учитель Сейду сидел за столом живой, и, глядя на него, каждый из нас мечтал лишь о том, чтобы и его отец вернулся с войны всего-навсего с пустым рукавом. Не так уж это страшно. Можно жить дальше. Потом Сейду пел военные песни, и, хотя слов никто не понимал, слушали его молча, напряженно, едва дыша. Это были протяжные русские песни. Слезы скатывались по впалым щекам учителя, но он не стирал их, вероятно сам не замечал. А потом, когда мы уже начали ходить в школу, мне иной раз казалось, что учитель Сейду стеснялся тех своих слез. …Итак, он сказал: — Меня ведь тоже однажды уже похоронили, а я стою перед вами! — И добавил: — Никого не слушайте и верьте в то, что отцы

Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45