И  снова  набросилась на  девочку: — А ну, быстро! Домой!..» Да как дернет Зергуль. Мы и обе-то чуть не повалились. Мне и ребенка жаль, и скандала не хочу, а она ж, эта Панзай, известная скандалистка. Девчонка просит: «Не отдавай меня, апа, не хочу туда, она грозилась в печку меня сунуть! Согну, говорит, пополам и затолкаю в огонь…» Ну, тут уж я не выдержала. «Эй, Панзай, говорю, я дам тебе чашу кукурузы, хоть и у меня-то кот наплакал осталось. Дам, только ребенка не мучай. Люди вон щенков да котят жалеют, а ты над девятилетним дитей глумишься. Вернется отец — что скажешь? Ну, пускай дети не твои, но в объятиях их отца ты нашла тепло! Гляди, говорю, как бы слезы девочки не обернулись проклятием на твою дурную голову». Поорала еще Панзай, поскандалила, но стала утихать. А я взяла Зергуль за руку и сама отвела к ним в дом. А на другое утро решила зайти посмотреть, что там у них творится, и кстати дать Зергуль платье моей Еркинай, совсем еще целое, почти даже новое. Прихожу, стало быть, а Панзай нету. Зергуль говорит — в соседний колхоз отбыла. Кулман лежит в грязной постели, мается, бредит. Я ладонью его лоб пощупала — прямо жаром обдало. Сердце у меня закололо от жалости. «О аллах, говорю, куда ж это ее понесло от больного мальчишки?» А Зергуль, видать, и ночь всю проплакала, глаза у нее заплыли, личико отекло. Сбегала я домой, принесла им пшеничной похлебки, что для Онгара оставила, развела молоком, подогрела. Оба поели, а Кулман вроде стал в себя приходить. И спрашивает: «Ну, как там Онгар?» «Болеет. Лежит». «А мне уж встать придется,— сказал он, а сам от слабости откинулся на подушку.— Мать сказала, что не заставляла меня по снегу босым ходить, сегодня же велела встать. Берись, говорит, за дела, некогда мне тут с вами цацкаться, говорит». Я отвернулась, чтобы скрыть от несчастных детей слезы жалости и злости. Подумать только — мало того, что страдают взрослые. Взрослым, что ни говори, проще смириться с неотвратимостью горя. Но дети?.. Им-то за что? Ах, проклятая, проклятая война!   *         * * Постепенно начало теплеть. С окон сбегали морозные узоры, нежно позванивала капель, и небо постепенно наливалось весенней синевой. Еще немного — и суровая, жестокая зима останется позади. Да, эта зима была поистине безжалостной: у

Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45