выходил во двор. Гудит, дерет душу ветер, и звук только один — нескончаемый вой в голой степи, ничего больше. Затем он по шаткой лестнице поднимался на чердак и, приставив ладонь к глазам, смотрел вдаль. Все мертво будто мир ветром развеян, и только они одни остались в этой степи. От такого одиночества в душе Айторе возникала боль. Пронизывающий ветер, безрадостное тусклое житье, нищета, больная мать и холодный дом — все это вызывало такую жалость к себе, что на глаза наворачивались слезы. Он тогда спрашивал: «Почему человек так беспомощен и жалок? А может, я еще слишком мал? А когда подрасту, стану взрослым, все будет не так?» Вот он вырос, встал на ноги, Айторе-ага, вот и виски поседели, а вопрос: «Отчего так слаб, так беспомощен человек?» все преследует его. Неизвестно почему, но сидящая напротив Зейнеп напомнила Айторе его мать. Должно быть, их, таких разных, делало похожими врожденное чувство не отвергать любого, кто рожден человеком… – Если честно, — проговорил Айторе, вернувшись из дальнего мира, в который его завела память, — меня давно тянет рассказать кому–нибудь, почему я уехал на край света и что нашел там такого, что остался жить. Вы верите, бывает у человека момент, когда ни с того ни с сего он начинает рассказывать о самом сокровенном, что таил годами, на самом дне своей души, совершенно незнакомому, постороннему даже человеку. Не знаю отчего, но в последнее время я нахожусь именно в таком состоянии. Когда отдыхал в Крыму, сошелся близко с одним стариком с юга. Рассказывал он мне всю свою жизнь, от рождения до приезда в Крым на отдых. И мне не раз хотелось выложить старику все свое, да не смог. Испугался. Не его, а самого себя, побоялся вспоминать ту историю… Вот почему, когда вы спросили, я заговорил совсем о другом. Мне надо собраться с духом, понимаете?  Зейнеп с удивлением и одновременно растроганно смотрела на своего гостя, который только что был так далеко и вот он возвращается, присмиревший, словно вымотанный скачкой скакун, и сам так доверчиво приоткрывает душу… Глядя на его внешне спокойное, даже холодное лицо, она вдруг — словно ночью в яму упала — подумала, что совершила непростительный грех или нечто близкое к греху… «Гостеприимство гостеприимством, но сегодня ты разошлась чересчур! — сказала она себе. – Пусть он даже очень хороший человек, но с какой стати ты завела его в дом и суетишься перед ним? Что он подумает? Мол, старушка хоть и в годах, а вертлявая!

Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52