слово сына… Вот хорошо помню, когда я уходил на работу, он шутливо говорил мне: «Пап, не забудь оставить мне свою сыновнюю долю». Сын был совсем маленьким, когда я, отчего–то растрогавшись, говорил детям: «Вы — опора и смысл всей жизни родителей. Лишь за одно ваше слово «папа» я готов броситься в огонь и в воду. Когда вы на меня надеетесь, когда я чувствую, что я — ваш единственный близкий человек и без меня вы беспомощные ягнята, в душе у меня поднимается волна гордости. Дети никогда не бывают в долгу перед родителями, как некоторые считают, наоборот, родители всегда в долгу перед своими детьми за то, что дети принесли так много радости…» — Айторе улыбнулся чуть веселее. – Вот почему он, когда просил у меня деньги, говорил шутливо: «Оставь мне сыновнюю долю». Айторе коротко засмеялся, Зейнеп, поддерживая его, несмело улыбнулась. Но этот тоненький лучик тепла не растопил тягостного оцепенения. Мысль, способная в мгновенье ока облететь вселенную, и на этот раз успела обжечь потаенные уголки ее души. Слушая горький рассказ незнакомого человека о его жизни, его любви к детям, Зейнеп вспомнила своих, выросших без отца, слонявшихся по чужим углам в ожидании матери, и ощутила, как к горлу поднимаются горячие горькие слезы. Чтобы сдержать плач, Зейнеп встрепенулась, принялась проворно хозяйничать за столом: быстро вылила из пиал холодный чай, налила новый, горячий. Потом сменила воду в электрочайнике, включила его в розетку. – Родители в хлопотах о детях и не замечают, как становятся стариками, — неожиданно для себя завела Зейнеп новый разговор. – Носишься с ними, в лепешку разбиваешься, некогда на себя посмотреть. Выкладываешься, чтобы поставить их на ноги, а они подрастают и разлетаются, как куропатки, в разные стороны. Особенно мальчишки. Вот мои… Разлетелись кто куда, и ни один из них даже не подумает, что мать ждет не дождется теплого слова, доброго внимания. Умрет — так и надо… Еще хорошо, если успеют на похороны, хоть горсточку земли на могилу бросят, а то и этого не дождешься. Дочка — другое дело, она за тебя страдает, — заговорила Зейнеп совсем свободно, будто открывая душу близкому человеку. – Мать–покойница говаривала: в жизни только дочь болеет душой за мать. Не знаю, приходилось ли вам такое слышать… Говорят, когда попадаешь на тот свет, то манкир–нанкиры в Судный день взвешивают на весах грехи и добрые деяния. А человек–то существо слабое, потому грехи его чаще всего перетягивают добро. Отец и мать, тоже не без греха люди и, оказывается,

Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52