свет, когда идет свадьба. Люди все скопом накинулись на Ташкенбая. — Ойбай, братец, отец родной, уйми свой гнев. Мы же все это по-дружески. Ну чего ты наскакиваешь на Есиркепа? Вчера ты покурил, сидя на нем, разве этого мало? Завтра ты получишь от нас две овцы. Нам нужно было только твое имя. Так что ты убытку не понесешь. Лучше пойди и поздоровайся с Есиркепом. Через три минуты начнется «Кыз-Жибек», —наседали со всех сторон люди, и Ташкенбай был вынужден уступить. Когда начался фильм, он, поддерживаемый с двух сторон, уже сидел у телевизоров, время от времени роняя голову на грудь. Удивляясь происходящему на экране, Ташкенбай выкрикивал: «Ох, мать твою!» — и свирепо поглядывал на Есиркепа, но больше ничего себе не позволял. И все же это происшествие подточило доселе непререкаемый авторитет Есиркепа. Узун-Кулак сделал свое черное дело, и даже на центральной усадьбе в адрес Есиркепа начали раздаваться ехидные шуточки, так что теперь у него каждый день находился повод останавливать станцию. Постопенно он смирился и вновь стал молча сносить колкие насмешки. Сегодня он был совершенно уверен, что никто не заметил его поведения во время землетрясения, но слух почему-то все равно разлетелся по всему аулу. Вечером он пришел домой рассвирепевшим и с порога накинулся на жену: —Выгоню! Разведусь! Если на то пошло, Есиркеп может обойтись и без жены. Проваливай к своим родителям! Жена не растерялась. —Что это не тебя нашло?— спросила она спокойно, закладывая в казан лапшу. — С нечистой силой переспал, что ли? —У, подлая, — кричал Есиркеп, — разнесла по всему аулу, а теперь делает вид, что ничего не понимает. Кто, кроме тебя, видел, как я ударил ребенка? —Хватит нести чепуху!— сказала Камасия, продолжая заниматься лапшой. — Переодевайся, мой руки и садись за стол. Ужин готов. —Ты не увиливай! Кто же мог рассказать этим болтунам, как я ударил ребенка и выскочил из дому? —Кто мог рассказать? Да ребенок твой и рассказал. Вон целый день на улице играет. Есиркеп, обескураженный этим простейшим объяснением, мгновенно растерялся. Камасия хмыкнула в ладошку и, не в силах сдержаться, схватилась за живот и хохотала до слез. Есиркеп не на шутку встревожился. —Эй, эй, хватит! Дети ведь услышат!—жалобно прошипел он осевшим от растерянности голосом. И выскочил на улицу. Если уж казах взялся кому-то перемывать кости-все, добра не