– Есть среди вас каменщики — русские? — крикнул Сепентай в гудящий, словно улей, коридор. — Есть! – ответил из толпы какой-то светлый джигит в сомбреро. — Как фамилия? — Бектуров. — Бектуров? Какой ты русский? — Моего отца звали Виктор, когда писали метрику, казахи вместо Виктора написали Бектур. — Эй, что-то не верится, не верится. Ладно, шайтан вас разберет, принят, иди! Пока Сепентай кликал все национальности, проживающие в Казахстане, наступил вечер. Изнемогающий от усталости, он сказал Пашату: — Тот раз в газете было напечатано, что в Казахстане проживают в дружбе и согласии представители ста тридцати национальностей. У меня получилось сто двадцать семь. Где мы найдем еще три? Что это за народы? — Курд есть? — Есть — Ногай есть? — Есть. — А китаец? — Тоже. — Шуршит же? — Шуршит? Такого нет… Что это за нация? — Откуда мне знать, что за нация. Просто слышим, как народ говорит: «шуршит, шуршит». — Сейчас, попробую спросить, — он глянул на людей, оставшихся в коридоре, и спросил: — Шуршит есть? — Нет. — Пушту есть? — Нет. Они проживают в Афганистане. — Эх, нужны позарез шуршит, пушту… А вы кто будете? — Как кто? Казахи. — Нам казахи не нужны. Можете отправляться. — Ойбай, быть может, вы полагаете, что дом, построенный казахом, упадет? Куда бы мы не пошли, казахам от ворот поворот. Куда теперь нам деваться, как нам жить? — До этого нам никакого дела нет. Идите хоть на край света! Нужен шуршит или хотя бы эскимос. — Ойбай, если нет такой нации, что нам – подыхать? — Найдите, найдите! Сколько не взывали начальники, не отозвался из толпы ни шуршит, ни эскимос, ни пушту. Они еще раз внимательно проверили список, и, убедившись, что у них ничего не выходит, переглянулись. — Что теперь нам делать? – спросил Пашат грустно. Сепентай раздумывал долго. — А что если мы сделаем так? – прошептал он. – Мы сами сочиним восемь национальностей, которых не хватило, из списка оставшихся казахов: одного запишем пушту, другого – шуршитом. Куда деваться безработным