не отрывая глиз от какой-то таблицы. — А-а! Выходит, я еще и виновата! Ладно, нам с то бой не о чем разговаривать! — всхлипывая, выкрикнула она. — Потому что честь своей жены ты не ценишь ни на грош. Тебе наплевать на мою честь! — Почему же наплевать? Нет, не наплевать, — вяло ответит Сопытай, размышляя над показателем прибыли. Она отняла ладони от лица, широко раскрыла мокрые глаза и с надеждой уставилась на мужа. — Почему же тогда ты не заступишься за меня?! Он пожал плечами. — Вот глупая, что же ты хочешь? Чтобы я с бабами из—за тебя ругался? — Зачем ругаться, — тут же откликнулась она с крепнущей надеждой. — Ты научись вызывать почтение из-далека. Прошлый раз ты жене Толымбета, оказывается, премию выхлопотал. Да-да, ты выхлопотал! А она с тех пор мне проходу не дает. Знаешь, как она меня оскорбила? Вертихвосткой меня обозвала! Он поднял голову и внимательно посмотрел на жену поверх своих круглых очков. — Как-как?! Вертихвосткой?! — И вдруг захохатал. – Ха, вертихвостка! Интересно! Это что-то новое в нашем совхозе. Она медленно поднялась с остановившимся дыханием. Удивлению Аклимы не было границ. — Ты… ты… Ты чего это смеешься? Нет, ты посмотри-ка, ему это интересно! — Она вплотную подошла к мужу. — Как чего? Смеюсь, потому что это смешно. — Сопымтай действительно развеселился на редкость. — У тебя нет ни гордости, ни чести. Пусть кто-нибудь попробует сказать такое слово жене директора или управ ляющего. Вот в чем все дело! — А может, дело в том, что они умеют ладить с людьми? — А я, по-твоему, не умею? Да? По-твоему, я хуже всех, да? Да если хочешь знать, они говорят, что единст венное достоинство моего мужа, это зарплата! Ну что, съел? На тебе, наслаждайся. — А что, правильно. Зарплата — это немаловажное об стоятельство. Аклима давно махнула рукой на характер своего мужа, но она не думала, что и на сей раз Сопытай сохранит пол ное спокойствие. — Боже мой! Ты, оказывается, способен проглотить все, что тебе подсунут! Ну прямо слов нет! Да ты знаешь, что сделала эта гнусная женщина сегодня!.. — Тысяча семьсот двадцать… Не знаю. — Когда я вытягивала ведро из колодца… — Аклима