СЧЕТЫ, ИНДЮК И ДОМИНО

сойдется. Ну, конечно, не мог же я ошибиться… Он, счастливый, вытер со лба праведный пот.  Аклима вечером того же дня уехала к брату, который работал в соседнем колхозе. Брата дома не было, и она рассказала все его жене. — Да-а, — только и сказала она, — с ума сойти можно! — Вот-вот! Разве я не права?! — Права, конечно, только… поезжай обратно. Хочешь я сама отвезу? Что поделаешь, такой у него характер. — А-а, выходит и ты меня гонишь?! — А ты тоже хороша! Чуть что — к брату! Так нельзя. Да если бы я скакала так туда-сюда, я давно бы застряла вдовой у родителей. Скоро брат появится, мой тебе совет смойся, пока его нет. — Да пусть только придет! Я ему все расскажу. Неу жели ему недорога честь родной сестры! Пусть разнесет вдребезги счеты этого недоумка и научит его жить! Тихий разговор постепенно ожил, слова заметались промеж двух женщин как драчливые сороки. Одному бо гу ведомо, чем мог бы окончиться этот разговор, да тут под самым окном с ревом остановился «Беларусь», гро мыхнув напоследок тележкой. — Голодный, значит, — сообщила Каршыга, внезапно сменив тон. — Брат, то есть муж мой… приехал, в общем. — Ну и пусть! Я как раз жду его… Ботбай вошел в дом, едва не гремя костями, — длин ный, худой, носатый. От него пахло соляркой, кукурузой, резиной и навозом одновременно. — Ой, Аклима! Откуда ты, золотце? — Он разинул рот, раскинул руки и от радости остановился на пороге. Вместо традиционного приветствия Аклима зарыдала без всякой подготовки. — Как откуда? Приехала погостить,— на всякий слу чай сказала Каршыга. — Да они только что были у нас. Эй, Аклима! Он только сейчас заметил, что сестра плачет, обнял ее и поцеловал в лоб. Но ласка возымела обратное дейст вие, Аклима совершенно обмякла в руках брата. — Я… Я… туда больше не вернусь. Не сообразив, о чем речь, Ботбай посмотрел на жену. — Выходит, так, — серьезно ответила та. — Может, и не вернется. — Ну-ка рассказывай все как было! Он усадил сестру на стул. Аклима, беззвучно глотая воздух, вытаращенно глядела на брата.