у кого из них нет; кто-то по неосторожности записывается и в дураки, обронив невзначай: «Ну и дурак я был тогда…» Далеко они заходят за разговором, и, когда «возвращаются» в родной аул, кто-то, более других разго рячившийся и возгоревшийся желанием сделать что-нибудь приятное, доброе, восклицает: «Провались все остальное! Нет, я скажу, ничего нет лучше уважительности друг к другу. Сидим вот, беседуем — исключительно из уважи тельности. К кому? К нему! — и указывает на хозяина дома.— Завтра прошу ко мне!..» И с видом, будто совер шил неслыханный подвиг, раскручивает пустую пиалку пе ред собой и посылает ее к самовару. Вот с этого раскручивания пиалки и начинается ожив ление в притихшем па некоторое время ауле — соседи на вещают один другого, визиты выливаются в той, той — в скандалы, скандалы — в драки, драки завершаются пере мирием; так до тех пор, пока не прилетят скворцы, аул живет бурной жизнью, охваченный собственными забота ми и хлопотами. Нынешние взаимоотношения в ауле завязались несколь ко иначе — сразу с драки. Разумеемся, всякой драке пред шествует спор. Спор родился между пастухом Кемпирбаем и почтальоном Отаром, драка нежданно-негаданно вспыхнула между подоспевшим к месту спора звеньевым Орысбаем и продавцом Мусиром. В распространенном виде история выглядит так. Прошло двадцать девять дней уразы, поста, остался один, последний. И девять дней, как Кемпирбай получил письмо от сына из Киева, где тот учился в авиационном институте. Сын написал: «Коке, просьбу Вашу исполнил. Посылку отправил. Вчера. Можете приглашать стариков и закрывать пост». Посылки до сих пор не было. Кемпир бай каждый день спозаранок обивал порог дома почтальо на Отара, справляясь: «Пришла ли посылка от нашего?» Тот отвечал: «Нет». Добро бы Отар повернулся бы при этом к нему, поинтересовался здоровьем, а потом сказал: «Нет, ата, не была еще. Сам сообщу, когда будет», а то ведь подберется, как еж, при виде старика да еще и в сто рону отойдет и бросит: «Нет». Это было обиднее всего. Вы водило из себя и то, что Отар, известный в ауле краснобай, с утра до вечера, как говорится, не дававший роздыху языку и возвращавшийся домой намертво усталый, вдруг, когда его спрашивали о деле, становился серьезным. Боясь, как бы Отар с утра не умчался в центр, Кемпирбай и сегодня терпеливо дожидался на улице его фургона. До полудня ждал.