вся на вас, аксакал,— сказал он после малень кого разбирательства. —Та-а-ак… акт тем не менее в рай он отправлять не будем. Ограничимся товарищеским су дом. На том и разошлись. Кемпирбай возвращался домой угрюмый. Обругал мысленно сына, которого не было рядом в такую трудную минуту, его учебу, которой нет конца. Потом, представив, как его, седого, с бородой, будут обсуждать на товарищеском де, чертыхнулся. Досада и обида переполнили сердце, помнились слова Бекары: «Да лучше участок клевера на земле иметь, чем айырплан в небе…» Дома Кемпирбай позвал к себе одиннадцатилетнего внука, сына дочери, проживавшей в городе. Велел ему пи ть письмо в Киев. — Пиши!— приказал он и замолчал. Распространяться, как раньше, на длинные приветствия и пожелания здоровья ему не хотелось — не было настроения. Ведь и письмо им задумывалось необычное. Он потрепал рукой бороденку, прокашлялся. Нужные слова не шли, и он вдруг кинулся на внука: — Написал? — Что писать? — «Дядя» напиши. Первый раз, что ли? — Так вы же пишете, не я, почему «дядя»? Кемпирбай смешался, замолчал опять. Внук в ожидании диктанта… подпер щеку рукой. Поглядывает то и дело на посылку у порога: столько ждать, и вот — рядом, только руку протяни! А тут — письмо… Нескончаемо долгим представилось оно ему вдруг… — Пиши! Мальчик разом отключился от мыслей о содержимом щика. — Пиши! «Как живешь-здравствуешь, собачий сын?» Пиши, что уставился? Все, что ни скажу, пиши. Написал? Гм-м…— Взгляд Кемпирбая тоже упал на посылку. Переведя глаза на потолок, он пробормотал: — Что, интересно, этот собачий сын выслал? — И спохватился, почувствовав себя неловко перед внуком, склонившимся уже над листком.— Что, написал? — Так сами же… «Все, что ни скажу, пиши»… — Зачеркни! Эй, Панзаркуль, унеси-ка этот чертов ящик, вечно у тебя дел невпроворот! — обрушился теперь Кемпирбай на ни в чем не повинную жену. Старушка давно почувствовала состояние старика и по тому не показывалась ему на глаза, а тут влетела быстро в дверь и исчезла, забрав ящик. — Итак, что мы написали? — «Как живешь-здравствуешь, собачий сын?» По тому, что внук прочитал фразу, не заглядывая в лист, старик понял, что мальчик недоволен письмом, и не желая больше тянуть с ним, продолжил, прокашлявшись: — «Ты гуляй там, танцуй, пой, а я всякие обиды