и дело поглядывали то на Кашпировского, то на Бонапарта и перебрасывались словами. – Как? – спросил Доржан, проснувшись на миг, посмотрев на внучатого младшего брата. Бонапарт не ответил. – Есть ли влияние? – подал голос Масакбай, желая получить приятную весть. Бонапарт не подал ни звука. Кашпировский продолжил свое выступление. «Я не называю виды болезней. Волшебная сила, скрытая в моих словах, сама находит все виды болезней. В человеческом организме есть незнакомая нам энергия. Я верю в нее. Мы никогда точно не сможем понять, что это такое. После моих слов в вас пробудится эта тайнственная сила. Проснется и станет сама бороться со всеми неполадками в организме. Во время сеанса вы не думайте ни о чем, забудьте о ваших болезнях. Все равно великая мощь сеанса отыщет сама вашу болезнь. Ваше право думать обо мне что хотите. Я не приму это близко к сердцу. Потому что я желаю вам только хорошее…!» –Почему ты не спишь, эй? – воскликнул Доржан с обидой на младшего брата, когда открыл глаза, вздрогнув на миг. – Ты весь запахнулся плотно, раскройся чуть, раскройся, – попросил Масакбай, спуская до пояса Бонапарта тонкое одеяло. – Не стесняйся. Мы же здесь одни мужчины. Во, еще ниже… Вот так… Чтобы было видно Кашпировскому… Он почти оголил Бонапарта. «Во время сеанса вы можете заниматься своими делами. Если в дом войдут соседи или же вскипит чайник на плите, заплачет ребенок, то можете встать и уйти от телевизора. Сила сеанса все равно отыщет вас. Теперь можете пробуждаться. Даю команду. Считаю до десяти. Один. Два. Три. То, что вы находитесь во власти сна и охвачены непонятной энергией – хороший признак… – четыре, пять… – Теперь можете просыпаться. – Шесть. Семь…!» Когда завершился сеанс, Доржан и Масакбай вновь отвели Бонапарта в кошменную юрту. –Теперь ты поправишься, — сказали они одновременно. Доржан просунул было руку под подушку и отчаялся не найдя нужную ему вещь. – И вправду нет или же спрятал ты? – задал вопрос Доржан когда младший брат улегся в постель. – Вон там, где кереге, посмотри грелку… – Маладес! – обрадовался Масакбай, словно жена его родила сына. – Алкаш, — проговорил Доржан, отвинчивая пробку грелки. – Коль будешь продолжать так, то ты не выправшиься никогда. Коль в кожу впиталась водка, то не