памятник. Пусть ставят, а вот каково мыть его. Притом он в шинели, попробуй сымть грязь со складок. – А что из того, вымоешь водной струсй и уйдешь. – Ничего, только уйдет время. За это председатель колхоза не дает мне ни копейки. А у меня получается один лишний рейс. – Завершив свои слова русско-казахским матом, он сел в машину. – Маркен, Бонапарт наш вылечился, – проговорил Масакбай с любовью разглядывая джигита, восседавшего с невинным видом как девушка на коне – Он же не болеет СПИДом, чтоб не вылечился, конечно поправится. – Как ты насчет сто грамма? – Нет. Я должен сделать еще один рейс. Обязан время затраченное на памятник оправдать сполна, и он посмотрел на памятник Дзержинского. – Послезавтра едем за невесткой, если хочешь, едем с нами. – Какая невестка? – Разве не знаешь? – Знаю, но не поедете. – Почему? О чем ты? –Так, не поедете. Сваты ваши переехали. Позавчера. Они всей династией подались на ту сторону Сыр-дарьи говоря: «Нет у нас дочери, которую вручили сумасшедщему, которого за месяц до женитьбы подвергают обрезанию!» Сказав это, Маркен хлопнул дверцей и поехал. Масакбай и Доржан застыли на месте, словно сраженные молнией, молча глядя друг на друга. В ту же ночь, чтобы узнать достоверность этой информации, Абдашим послал тайного гонца в аул сватов. Назавтра он вернулся обратно и сказал потерянно: – Опозорились, все верно! Между родственниками вспыхнула ссора. Все охаивали Абдашима, обзывали ишаком, свиньей, безмозглым, не осталось ни одного животного с кем бы не сравнивали его. Помяв его как следует, перешли к его сыну. И его обзывали собакой, свиньей, что шкура у него не человеческая, а свиная. Говоря, что они не выдались в родственников, задели и сторону нагаши. «Чрезвычайная комиссия» снова собралась ночью. По решению этой комисии было сочтено, что стыд и позор сидеть на виду у всех: Абдашиму дали семь отар овец и он вместе с родственниками убрался в просторы Сузака, решив заняться арендным подрядом. Во время откочевки они оставили юрту, где лежал Бонапарт, аульчанам, ибо во всем обвинили ее. В это время очередной сеанс Кашпировского вновь был показан по телевизору. Во время сеанса он среди множества телеграмм прочел и телеграмму Бонапарта, витьеватого и непонятного по содержанию, и удивился этому. А текст телеграммы был