Вот уже пять месяцев, как Жадигер, наборщик небольшой типографии в районном городке, лежит в областной больнице. Поначалу его, никогда прежде не знавшего больниц и докторов, навещали друзья-приятели, если не тот, так другой, но постепенно, видимо, попривыкли к тому, что он бо леет или же надоело таскаться в этакую даль, а может, просто если люди долго не видятся, то забывают друг о друге. Одним словом, в последние три-четыре месяца ни кто не навещал Жадигера, кроме жены. Жена сначала ездила к нему каждую пятницу. Но до рога не близкая, дома трое детей, мал мала меньше, и Жадигер, начавший подниматься с постели через два ме сяца, пожалел осунувшуюся жену и детей, которым без матери кусок не лез в горло, и запретил частые визиты. В палате их пятеро. У всех, кроме Жадигера, есть род ственники в городе, они приходят один за другим. Жади гер, раздраженный немногочисленностью своих друзей и тем, что они забыли дорогу к нему, смотрел с завистью на этих четверых, перед окнами которых ни свет ни заря то и дело возникали веселые лица. По сравнению с Жадигером другие больные выглядели безмятежно счастливыми. Временами Жадигеру начинало казаться, что, навещай его столько друзей и родственников, можно было бы спокойно болеть не пять месяцев, а все пять лет. Но так вышло, что из здешних старожилов он остался один. Те, четверо, дав но выписались, а их койки заняли другие. Больница вконец истомила его. Он скучал по дому, по домашнему уюту. Он мечтал обнять своих детей, вспоми нал, как они, два старших сына и четырехлетняя дочка, соскучившись, бросались к отцу на шею, когда он возвра щался с работы, пропахший типографской краской. «А вдруг они начали забывать меня? — подумывал он, когда в палате гасили свет и ложились спать.— Ведь дети ко всему быстро приспосабливаются, обо всем быстро за бывают. А со мной как было?.. Когда меня, мальчишкой, определили в детдом, я, забившись под одеяло, ночами плакал месяца два или три, но разве потом не привык к детдому, не забыл, что такое отец и мать? Может, и с ни ми то же самое происходит…» К глазам Жадигера подступали слезы. Ему не хотелось думать о себе, о детях, при живом отце познавших безотцовщину, о скудости денежных средств семьи. Но не думать об этом было невозможно, в какие края ни улетала бы его фантазия, все равно мыслями   он возвращался в семью. Pages: 1 2 3 4