нормально. — Эй, ты что, меня не узнала? Это же я! Я, ваша мама! — Узнала. Здравствуйте. Жамал почему-то стало жутковато, и она замолчала, не зная, что ей говорить. — Амина, говорю тебе. Что с тобой? Говори правду, все живы, здоровы? — Здоровы. — Где Ербол? — Спит он… — голос невестки оборвался, словно ей вдруг не хватило воздуха. — Почему он спит? — Он… он опять поздно ночью пришел. — Амина, ты… ты не плачь, не плачь, говорю. Говорю, не плачь. Когда приеду, я ему задам жару! – Жамал, выяснив, что дома все нормально, все живы и здоровы, почувствовала, как отлегло у нее на сердце. – Папа уже ушел на работу? — Да… То есть уехал в командировку. — Командировка? Что за командировка? — В каком-то городе открывают комбинат. Поехал на мероприятие по открытию комбината. — В какой город? — Не знаю… Какой-то город на севере. — Хорошо… Главное, все живы и здоровы. Не плачь, не плачь, говорю. Тебе нельзя много плакать. Вредно для ребенка. Вечером снова позвоню. Хорошо? Ну, будьте здоровы! И она, положив трубку, сокрушенно вздохнула: — Что за дети пошли – не знают, куда уехал родной отец? В среду она вновь пришла на пирс. Знакомый ей теплоход, опустив трап, стоял у пирса. Наверное, ее ждут. На этот раз ее встретил Мичман Панин. — Где Евгений Степанович? – спросила Жамал, поднимаясь по трапу на палубу. Она позволила Панину, любезно наклонившемуся, чтобы помочь ей, взять только кончики ее пальцев. — Он очень просил извинить его. Сегодня, кажется, ему что-то нездоровится. — Кажется, или он действительно болеет? — Утром он сам так сказал, — ответил Панин, немного замешкавшись. «Вроде бы приболел, чувствуется – температура есть», — сказал он. Однако вы не переживайте, мы и сами сможем прогулять вас как следует. — Сегодня вы груз не перевозите? — Нет. После обеда встанем на мелкий ремонт. «До какой степени надоела я им, — подумала донельзя сконфуженная Жамал. – Что это со мной, почему я пристала к ним? И кто я для них – седьмая вода на киселе? Почему до сих пор я не понимала этого?» Жамал в растерянности, не